А ездили ли вы на овощи? Смогло ли государство обойтись без вашего ударного труда в сельскохозяйственной отрасли? Без нашей группы – никак не смогло. Посему, жарким летом лень-считать-какого года, сразу после поступления на факультет зарубежной филологии ГУ, нам объявили, что вся группа в полном составе направляется на помощь славным труженикам села. Как же без таких доблестных то ли абитуриентов, то ли студентов – забьём на терминологию, но мероприятие сие было поименовано «абитуриентской практикой».
Отработка практики являлась делом абсолютно добровольным. Единственное «но» - если ты отказывался, то тебя отчисляли.
Самую малость отступив от доклада, дабы вплести этническую составляющую в нить моего повествования, хочу сообщить, что происходило это в Узбекистане. В своё время так вышло, что мои родители (не спрашивая мнение трёхлетнего меня), уехали по распределению из Санкт-Петербурга в Ташкент. Думали, что поедут на два года, а вышло так, что я успел два университета там закончить. Но вы не переживайте, мы потом всё равно вернулись на историческую Родину. Так что всё хорошо у меня.
Ну, так вот. В назначенный день и час наша «европейская» группа недостудентов расселась по автобусам, махая в окно измождённым родителям, только что перенёсшим стрессовый период поступления своих чад в высшее учебное заведение. Матери глотали слёзы, отцы – слёзы и пиво, дети – только пиво. Прощальный гудок – и вот уже деревья и дома за окном автобуса поплыли назад.
Пора огласить в общих чертах состав практикантов. Те, кто учился на филологических факультетах, наверное, уже примерно догадываются о формуле разделения абитуриентов по первичным, вторичным и прочим половым признакам. В общем, 15/50. Пятнадцать, значит, студентов мужского пола, и пятьдесят девочек женского, получается, пола. Девочки… что у нас были за девочки! Любовно выращенные родителями в оранжерейных условиях, получившие блестящее довузовское образование, знающие назубок всю азбуку этикета и, не сомневаюсь, умеющие ездить на лошадях. Ярко накрашенные, с вычурными причёсками, одетые в умопомрачительные брендовые шмотки и спрятавшие глазки за рэйбановскими очками. Более предусмотрительные парни взяли с собой алкоголь и жратву. А более непредусмотрительные девушки сжимали в одной руке баул с косметикой, в другой пакет с нарядами. Ну, не буду совсем уж напраслину возводить – в пути многие из них вытащили из сумок чтиво – кто Байрона в оригинале, кто Шекспира, кто Cosmopolitan.
И ехали мы о-очень долго. По росчерку пера какого-то великомудрого чиновника, увезли нас за тридевять земель, к самой границе тридесятого государства Казахстан, где среди благоухающих полей и бескрайних садов (или наоборот?) ютилось необозначенное на карте село с совершенно непонятным русскому человеку названием – что-то вроде «Кирдык».
Скрипнули тормоза, замерли колеса, чихнув напоследок, прекратили реветь натруженные моторы, и мы вышли.
Вышли мы, и… дружно офигели.
(Примеч. автора: с целью минимизации содержания мата в топике, прошу в дальнейшем слово «офигеть» читать как «оkуеть»).
А, нет-нет-нет! Вру!
Сперва-сначала офигели местные жители.
Вот тут придётся дать небольшое пояснение. Ташкент – столица Узбекистана – вполне себе современный город, в котором живёт (жило) много русских, а девушки, в том числе воспитанные не в строгих мусульманских семьях узбечки, спокойно ходят в своих платьицах-топиках-сарафанах, без опасений быть линчеванными разгневанной толпой.
Но если сядешь ты на машину, и поедешь в область – попадёшь в другой мир. Здесь ещё не прошёл феодальный век. Люди живут в домиках из глины и соломы, не имеют телевизоров, не знают русского языка. Женщины прячут головы под платками, прячут ноги под штанами, и прячут всё остальное под длинными бесформенными платьями. За случайный публичный показ кусочка обнаженной пятки могут быть жестоко избиты мужьями. В общем, я много могу рассказать обо всём этом, но как-нибудь потом. Вы уже поняли – приехали мы в самое захолустное захолустье.
На чём мы там остановились? А, вот: «Сперва-сначала офигели местные жители».
Ну конечно они офигели, ещё бы!
Когда из автобусов выкатился целый косяк длинноногого, миниюбочного и микрошортичного великолепия.
Кирдык-таун замер.
… Из ослабших от общего офигевания организма рук с глухим стуком на землю падали мотыги; вытаращивались глаза и раскрывались рты; потекли по подбородкам неконтролируемые слюни; кто-то со сдавленным воплем свалился с виноградника; дехканин с перевёрнутой назад головой переехал на арбе ногу другому дехканину, который этого даже не заметил; перестали кричать ишаки, замерли птицы, окуклились гусеницы, и даже стих ветер…
Представьте, что вы идёте по Невскому проспекту – тут останавливается автобус, и из него вываливается небольшой батальон топ-моделей, имеющих из одежды только каблуки. Так вот, думаю, что ваша степень удивления и близко не сравнилась бы с тем фурором, которое произвело появление наших девиц.
А почему же офигели мы?
А мы просто увидели тот отель, в который нас привезли.
Это был великолепный кособокий барак, выполненный из неизвестной науке смеси природных материалов, и разделённый на две части. М/Ж, так сказать. Собственно, на гигантский туалет он и был похож. Мы даже обошли вокруг, ища, где же размещена пригласительная надпись «Добро пожаловать в ад!».
Девочки раскисли, захныкали, и осторожно тыкали в барак палочками, боясь подойти ближе. Самые смелые всё же подходили к дверям, и заглядывали внутрь. Тут было впору пасть духом и самым стойким. Ржавые, переломанные, пыльные раскладушки стояли вперемешку с бурыми, бесформенными тюфяками, явно списанными за негодностью из областного лепрозория.
Хныканье стало превращаться в безысходное подвывание и причитание. Многие кляли себя, что сделали неправильный выбор между отработкой практики и отчислением из университета. Автобусы уехали, пообещав вернуться через две недели. Выбора не было. Вернее, был: ночевать на улице, или осваивать данное совсем не жилое помещение. Унылая процессия павших духом абитуриентов потянулась в барак, разделяясь на две двери в соответствии с половой принадлежностью.
Девочки легли орошать слезами самопальные подушки, мы же, заняв горизонтальное положение, стали перед сном травить анекдоты. Не знаю, возможно, избыток кислорода оказал дурманящий эффект на мой рассудок, но один из анекдотов показался мне таким до одури смешным, что я просто зашёлся от смеха. Я истерически хохотал, задыхался, брызгал слюнями, держался за живот, и неистово катался по тюфяку. Фиг его знает, сколько времени длился припадок, но в какое-то мгновение я осознал, что укатываюсь в полной, применим даже слово «звенящей» тишине. Я умолк и скосил глаза. Надо мной навис заместитель декана по не-помню-какой части, отправленный следить за моральным обликом практикантов, проверять выполнение плана, и присваивать выделенные из бюджета деньги.
- Фамилия? – зловеще вопросил зам декана.
- Муссолини, - я попытался выкрутиться, свалив грядущую кару на другого.
- Спрашиваю еще раз, потом ты отчислен. Фамилия!
- , - понурился я.
- За мной. Остальные – спать! - развернувшись, он пошёл к двери.
Я поплёлся следом. Наказание оказалось не таким страшным. Показав мне мусорный бак, замдекана приказал вынести его на помойку. На вопрос – а где, собственно, помойка – неопределенно махнул в темноту. Совсем нестрашное наказание. Но не для меня. Ибо и-за проблем со зрением я и так почти не вижу в темноте, а в полной тьме, да не незнакомой местности – можно сказать, что меня отправили на задание с завязанными глазами. Но я, конечно, все равно пошёл. Ежесекундно оглядываясь, чтобы не потерять из виду единственную 5-ваттную лампочку, освещавшую наше жилище. Ответственный же. И метров через сто вдруг телепортировался вниз. Как оказалось, неподалеку пролегал нормальный такой овраг, метра 3-4 глубиной. Про этот овраг будет далее ещё история. Ну а лично моё знакомство с ним состоялось в тот миг, когда я с воплем ссыпался в него, и сделал пару-тройку полнометражных кувырков, в обнимку с мусорным баком, который радостно сопровождал наши кульбиты грохотом и мусорными фонтанами, преимущественно в меня. Приземлившись, наконец, на дно оврага, я кротко и смиренно возблагодарил Господа нашего за благополучное приземление, и с чувством выполненного долга выкарабкался из него, вернулся в пенаты, и, наконец, завершил первый день своей практики, благополучно уснув на своём матрасоместе.
А там настало и первое утро наших аграрных подвигов. Замдекана, ткнув пальцем, назначил двух протестующих девиц ответственными по кухне, остальную же полусонную толпу угнали в поле. Собирать нам поручили помидоры. План простой – 50 ведер с каждого, собранных и доставленных в тракторный прицеп. Назначив Серёгу ответственным за подсчёт нормативов, насяльнике ушёл на совещание пить арок (узб. – «водка»).
Солнце палило нещадно. Заниматься физическим трудом никому, как ни удивительно, не хотелось. Серёга почивал на лаврах. С целью получения фиктивных галочек все умасливали его со всей присущей фантазией – при реализации всех обещаний, Серёга превратился бы в средней руки помещика, содержащего подвал с самыми редкими и элитными алкогольными напитками. А сколько девочек в этот день состроило Серёге глазки – думаю, у него не было за всю жизнь. В результате, к обеденному времени, контрольная тетрадь с заветными галочками гласила о полном выполнении дневной нормы, при этом в прицепе уныло перекатывалось по донышку с десяток вёдер. Около прицепа валялись обессиленные непосильным трудом практиканты. Пришедший с проверкой замдекана, засвидетельствовав представшую перед ним картину, разъярённо заревел, и пригрозился подать всю группу на отчисление. Серёга был разжалован, и с тетрадкой уселся в тенёк сам начальник. Пришлось работать всерьёз. Помидоры, помидоры, проклятые помидоры. Кстати, а знаком вам синдром наличия огромного количества халявных овощей? Сейчас, купив на рынке пару килограммов помидоров, вы тщательно разделите его на порции, одну покрошите в салат, другую употребите в борщ, а третью спрячете про запас. А вот когда у вас этих помидоров непочатый край – то наверняка вы будете делать то же самое, что и мы. Мы их ели, мы их пили, мы ими мыли руки и умывались, мы ими кидались, ну и, конечно, частично собирали. Солнце, повторяюсь, палило нещадно. +50 – это вам не какой-то там хиленький сочинский температурный режим. Наши потовые железы работали на износ, мы покрывались пылью и царапинами, обжигались о перегретые цинковые вёдра, и кляли всех на свете.
А Ленка описалась.
А если по порядку, то такой экшн развернулся, мама не горюй! От особо беспощадного солнечного удара Маринка, закатив глаза, ушла в обморок. Все забегали, засуетились, кто-то крикнул «Скорую!» - и побежали искать транспорт. Из транспорта нашёлся только прискорбного вида мотоцикл, которым владел местный житель, вызвавшийся съездить с кем-нибудь до больницы и вызвать врача. До сих пор мне непонятно, по каким причинам попутчиком оказался не кто-нибудь из парней. На железного коня, патетически тряхнув сиськами, запрыгнула Ленка. Обалдевший от прильнувшего к нему полуголого девичьего тела, дехканин-мотоциклист утопил газ, в секунды разогнавшись по ухабистой дороге до первой космической скорости. От страха Ленка заорала, и обильно оросила доброго узбека, вместе с его транспортным средством. Мотоцикл, и без того достаточно охреневший от собственных открывшихся способностей, видать, охренел ещё больше, и, истошно рявкнув напоследок, заглох. Всё это – не далее как в 300 метрах от нас. Горемыка-дехканин понуро повёл железного коня в поводу в стойло. Красная Ленка убежала сохнуть в поля. От смеха описалось ещё двенадцать девочек.
А Маринку мы сами оживили, выдавив ей на башку пару помидоров.
Часам к пяти охающая и стенающая толпа вернулась «на базу». Тут нас ожидало как минимум два сюрприза.