Кабачок литераторов

[Белка]

Жизнь прекрасна и удивительна,
И это не просто слова для меня!
И потому моя жизнь не обыденна,
А впечатлениями полна!

Я смогла осознать эту истину,
Лишь тернистой дорогой пройдя
В путешествии к собственным мыслям
И себя другую найдя.

Никогда не искала ответа
На избитый, банальный вопрос
Для чего живем мы на свете
И какой у Вселенной с нас спрос?

Просто как-то проснувшись однажды,
Я стала вести с собой диалог,
Что для меня в этой жизни важно
И сколько еще мне открыто дорог.

И вдруг поняла, что пока не узнаю
Чего я хочу и к чему я стремлюсь
Жизнь моя не станет иная,
Гармонии, счастья я не добьюсь.

Путем совершения проб и ошибок
Иду я по жизни своей не спеша.
В пути на развилках я делаю выбор
Туда, куда тянет меня душа.

Дорога полна неизвестных сюрпризов
И много встречается разных людей.
И кто-то из них мне становится близок,
А кто-то проходит лишь мимо быстрей.

Но всем, с кем сводила меня дорога,
Большое спасибо за радость, любовь,
За мудрость, за чувства и много такого,
Что может еще испытаю я вновь!

 

[rokets]

Знаешь, Мэри,
в моей голове
звери.
Они бы тебя
съели,
если бы я разрешил.

Но я их гоню из прерий,
на ключ закрываю двери.
Сидят на цепях звери,
на ржавых цепях души.

А звери мои
ночью,
рвут кожу и плоть
в клочья.
И каждый их клык заточен.
Играют на струнах жил.

Но
все-таки,
между прочим,
/пусть я и
обес
точен/,
ты вся,
до ресниц и точек -
причина того, что я жив.

Беги от меня, Мэри,
/прижмись же ко мне теснее/.
Спасайся скорей, Мэри,
/ничто тебя не спасет/.

Коснувшись тебя, Мэри,
попробовав раз,
звери,
живущие в моем теле,
хотят еще и еще.

Ты знаешь, Мэри,
есть истина в вине и теле,
религии и постели.
Но я отыскал в тебе.

И пусть сегодня
другой одеяло грею,
но спят мои злые звери,
тебя видя в каждом сне.

Поверь,
я больше не буду зрителем,
скрываясь в своей обители,
до самых последних дней.
Я прилечу с Юпитера,
в квартиру твою

Мэри,
стань укротительницей
моих
диких
зверей.

Джио Россо

 

[Zvezdnaya]

Это не стихи, да и не мои... Но очень красиво

Любовное письмо Л-В. Бетховена "Бессмертной возлюбленной" графине Джульетте Гуакарди

7-го июля 1801 г.

"Здравствуй! Едва проснулся, как мысли мои летят к тебе, бессмертная любовь моя! Меня охватывают то радость, то грусть при мысли о том, что готовит нам судьба. Я могу жить только с тобой, не иначе; я решил до тех пор блуждать вдали от тебя, пока не буду в состоянии прилететь с тем, чтобы броситься в твои объятия, чувствовать тебя вполне своей и наслаждаться этим блаженством. К сожалению, это надо; ты согласишься на это тем более, что ты не сомневаешься в моей верности к тебе; никогда другая не овладеет моим сердцем, никогда, никогда. О, Боже, зачем покидать то, что так любишь! Жизнь, которую я веду теперь в В., тяжела: твоя любовь делает меня и счастливейшим и несчастнейшим человеком в одно и то же время; в моих годах требуется уже некоторое однообразие, устойчивость жизни, а разве они возможны при наших отношениях? Ангел мой, сейчас узнал только, что почта отходит ежедневно, я должен кончать, чтобы ты скорей получила письмо. Будь покойна; только спокойным отношением к нашей жизни мы можем достигнуть нашей цели - жить вместе; будь покойна, люби меня сегодня – завтра - о, какое страстное желание видеть тебя - тебя-тебя, моя жизнь , душа моя – прощай. О продолжай любить меня - никогда не сомневайся в преданности сердца любимого твоего".

Всегда твоего.
Всегда моего.
Всегда нашего.

 

[огурец]

и я попробую... но в прозе)

Удар. Черт, как больно-то! Прямо в правый бок. Бивший явно не новичок в этом деле, хотя раньше я его тут не видел: удар короткий, хлесткий, но нанесен со знанием дела. По инерции я отлетел в сторону, ударился обо что-то, кажется о стену, откатился от нее на метр и замер. Сжаться, сгруппироваться, показаться незаметным, непривлекательным, занять позицию в сторонке от основного боя – единственное мое сейчас спасение. Боль в боку потихоньку отпускает, лежу тихо. Вроде бы пронесло: рядом никого. Можно отдышаться, оглядеться, осмотреть себя. Мне уже немало лет, и мое тело, привычное к таким, чуть ли не ежедневным издевательствам, конечно не идеально. Тут и там я покрыт шрамами и отметинами. Той красоты, и природной привлекательности, которой я обладал, и чего там греха таить, пользовался в юности, уже нет. Все чаще мне предпочитают молодых, перспективных, современных. Но я не ропщу – это моя судьба. Посмотрите вокруг меня: вы увидите десяток моих товарищей – большинство таких же, как и я – ведь мы же с ними из одной команды. Из всей нашей компашки можно выделить только Белого. Вот это характер. Вот это личность. Если нас, прячущихся по углам, и старающихся быть серенькими и неприметными, бьют не так уж и часто, то Белому достается каждый раз, да не просто достается, а дубиной. При этом странно: тело его отлично сохранилось – шрамов не так уж и много. Наверное, это потому, что он – наш лидер. Сколько на моем веку сломали палок о его бока, а ему – хоть бы что! Вот и сейчас он – в центре событий. Все действие разворачивается вокруг него, на него устремлены все взгляды, к нему чаще всего подходят серьезные люди и симпатичные девушки. А сколько раз на своем пути Белый падал? Гораздо чаще других! Каждое такое падение, которое случается порой из-за мелочи – оказался не в том месте не в то время - для каждого из нас является практически концом. Что бы оправиться от такого нужно время, и нужно все начинать сначала. С самого начала, понимаете? А у Белого не так. Слишком много у него связей – они его каждый раз вытаскивают. Ему даже делать ничего не нужно. Потому что все дело завязано на него. Без него никак. Хотите, открою вам свою самую большую тайну? Только обещайте: никому! Обещаете? Я тоже хотел бы родиться Белым. Пусть больно (мне тоже достается не мало), пусть ответственность. Зато это совсем другая жизнь! Азарт! Игра! Слава! Жаль, не в моих силах ничего изменить… О! тихо! Кажется, ко мне идут! Не надо тыкать в меня пальцем! Я не хочу снова! Только, казалось, все устроилось, и я обнаружил тихое местечко… Удар! И опять в тот же, казалось бы уже почти заживший бок. Судя по силе и направленности удара, полагаю, на этот раз все. Перед тем как окончательно упасть, я заметил Белого. Он снова стоял в центре, и ослепительно сверкал своей начищенной внешностью, лоснился под ярким светом, и, казалось, широко и победно улыбался. Удар. Полет. Темнота. Все. Ну почему мне суждено было родиться простым,оранжевым бильярдным шаром для пула, существом, судьбу которого определяют другие?

 

[Zvezdnaya]

Евгений Евтушенко

Женщина всегда чуть-чуть, как море.
Море в чем-то женщина чуть-чуть.
Ходят волны где-нибудь в каморке,
спрятанные в худенькую грудь.

Это волны чувств или предчувствий.
Будто бы над бездной роковой,
завитки причесочки причудной
чайками кричат над головой.

Женщина от пошлых пятен жирных
штормом очищается сама,
и под кожей в беззащитных жилках
закипают с грохотом шторма.

Там, на дне у памяти, сокрыты
столькие обломки - хоть кричи,
а надежды - радужные рыбы
снова попадают на крючки.

Женщина, как море, так взывает,
но мужчины, словно корабли,
только сверху душу задевают -
глубиной они пренебрегли.

Женщина, как море, небо молит,
если штиль, послать хоть что-нибудь.
Женщина - особенное море,
то, что в море может утонуть.

 

[Shadi]

Как будто вчера написал

 

[D-Khan]

Ага. Написал. 14 лет назад. Веров. Называется "Клеветникам России 2004". От Пушкина в нем только эпиграф, который пропагандисты даже не удосужились прилепить к портрету "нашего всего" )))

Вот Пушкин, если угодно.

Клеветникам России

О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонилась под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? вот вопрос.
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага -
И ненавидите вы нас...
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир?
Вы грозны на словах - попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

1831

Добавлено через 23 минуты
oгурец, Максим! Как заядлый пульшик хочу крикнуть "Браво!" Классная миниатюра! :bi:
Почти притча. Талантливо. Легко читается и оставляет приятное послевкусие. И грустно и смешно... Спасибо.

 

[Zvezdnaya]

есть у весны конец одиночества -
солнце, люблю тебя каждую ночь!
если не светишь ты - значит закончилось,
если ты светишь - то началось!

я босиком выхожу в предрассветное
утро, и остро предчувствую жизнь -
есть у души моей самое светлое,
самое светлое - не прекратись!

все расцветает и все раскрывается;
я замираю и видится мне -

все начинается, все начинается
просто открой свое сердце весне!

Ах Астахова

 

[rokets]

Девочке три, она едет у папы на шее.
Сверху всё видно совсем по-другому, чем снизу.
Папа не верит, что скоро она повзрослеет.
Папа готов воплощать в жизнь любые капризы.

Девочке шесть, на коленках у папы удобно.
Он подарил ей щенка и большую конфету.
Папа колючий, как ёж, и как мишка огромный.
Папа умеет и знает вообще всё на свете.

Девочке десять, и ей захотелось помаду.
Сперла у мамы, накрасила розовым губы.
Папа ругался, кричал, что так делать не надо.
Папа умеет бывать и сердитым, и грубым.

Девочке скоро пятнадцать, она повзрослела.
В сумочке пачка «эссе» в потаённом кармане.
Папа вчера предложил покататься на шее.
Девочка фыркнула: ты же не выдержишь, старый.

Девочка курит в окно и отрезала чёлку.
Девочка хочет тату и в Египет с подружкой.
Папа зачем-то достал новогоднюю ёлку.
Девочке это давно совершенно не нужно.

Девочке двадцать, она ночевала не дома.
Папа звонил раз пятьсот, или может быть больше.
Девочка не подходила всю ночь к телефону.
Папа не спал ни минуты сегодняшней ночью.
Утром приехала, папа кричал и ругался.
Девочка злилась в ответ и кидалась вещами.
Девочка взрослая, так говорит ее паспорт.
Девочка может бывать, где захочет, ночами.

Девочка замужем, видится с папой нечасто.
Папа седой, подарил ей большую конфету.
Папа сегодня немножечко плакал от счастья:
дочка сказала, что он превращается в деда.

Девочке тридцать, ей хочется к папе на шею.
Хочется ёлку, конфету и розовый бантик.
Девочка видит, как мама и папа стареют.
В книжке хранит от конфеты разглаженный фантик.
Девочка очень устала и плачет ночами.
Папа звонит каждый день, беспокоясь о внучке.
Девочка хочет хоть на день вернуться в начало,
девочка хочет домой, хочет к папе на ручки.

Девочка женщина с красной помадой и лаком.
Девочка любит коньяк и смотреть мелодрамы.
Папа звонил, и по-старчески жалобно плакал.
В ночь увезли на карете в больницу их маму.

Мама поправилась, девочка ходит по кухне.
Пахнет лекарствами и чем-то приторно сладким.
Девочка знает, что всё обязательно рухнет.
Девочке хочется взять, и сбежать без оглядки
в мир, где умеют назад поворачивать время.
Где исполняются влёт все мечты и капризы.
Где она едет, как в детстве, у папы на шее,
и ей всё видно совсем по-другому, чем снизу.

М. Матросова

 

[Zvezdnaya]

rokets, спасибо! До мурашек пробрало...

 

[огурец]

Написалось вот... Понимаю, что длинновато, привыкли мы к коротким текстам в формате "смс". Но, задумывалось как еще более длинный рассказ. У кого есть 20 минут - прочитайте. Спасибо.

Андрей открыл глаза и яркий день навалился сразу же, одновременно и светом, и звуками и запахами, и какими-то обязательными предстоящими делами. При чем все дела обещали быть не приятными. «Ну нееет! Только не сейчас! Давайте попозже!» - мысленно заканючил он, неизвестно к кому обращаясь, и натянул одеяло на лицо. Сладкая, уютная темнота радовала больную голову, и одновременно позволяла хотя бы на время забыть о всех своих заботах. Вот так лежал бы, кажется, вечно, и что бы ни одна своло…
- Андрейка!! Вставай!! – веселый, до боли знакомый голос прозвучал из кухни. Андрей мгновенно сел, сбросив с себя одеяло и прислушался. Он широко открыл слипшиеся ото сна глаза, весь превратившись в слух. В квартире было тихо, и только из-за открытого окна доносилась мелодия группы Modern Talking.
- Показалось. – облегченно произнес он вслух через несколько секунд, и снова откинулся на подушку.
- Андрейка! Я тебе бомбочек напекла! Вставай живее!
Андрей почувствовал, как холодная испарина покрыла лоб. Он был уверен, что на этот раз ему не показалось. Но как?! Кто там на кухне?! «Бомбочки». Он не слышал этого слова много лет. Так в детстве, в его семье называли запеченные шарики из теста, со сладкой начинкой, чаще всего из вареной сгущенки. В магазинах это блюдо называлось «орешки», и Андрей давно позабыл про это слово – «бомбочки». Но, черт с ними с бомбочками. И даже черт с фактом, что кто-то кричит из кухни в его пустой холостяцкой квартире. Главное – голос! Андрей готов был поспорить на свою новенькую Бэху: этот голос принадлежал его бабушке, Лидии Николаевне, которой не стало 12 лет назад. Андрей не верил в мистику, в привидения, экстрасенсов и прочие штучки. «Нет, так не бывает. Бред какой-то. Эта грёбаная работа меня доконает. И… надо с вискарем завязывать, похоже» - с этими тревожными мыслями он повернулся на бок, лицом к стене, и обомлел. Перед лицом, вместо поклеенных пару месяцев назад дорогущих шелковых обоев, был старый ворсистый ковер красно-коричневого цвета. Андрей поразился не столько наличию ковра, сколько тому, что это был за ковер: такой же точно ковер, какой висел у него в детстве у кровати. Каждый элемент узора, был выучен наизусть за те вечера, когда ему было скучно, и он бесконечно водил пальцем по линиям, перед тем как уснуть. Он знал, что в середине изображен коричневый олень с белым брюшком и огромными ветвистыми рогами. Андрей чуть приподнял голову и мысленно перекрестившись открыл глаза. Олень был на месте. Он смотрел на Андрея с укором, слегка наклонив голову. «Да что ж за херня-то происходит?!» - не в силах больше терпеть, он решительно откинул одеяло и встал на пол. Что-то было не так. Андрей даже не понял сперва – что именно. Догадки стали посещать его, когда он посмотрел вниз, и не увидел ни привычного уже животика, ни волос на груди. Оглянувшись вокруг, как затравленный зверь, в самых плохих предчувствиях, Андрей обнаружил в углу комнаты шкаф, на внутренней стороне дверец которого (он точно знал!) были зеркала. Шкаф был мгновенно открыт, и Андрей уставился на свое отражение. В комнате было тихо. Слышно было тиканье больших настенных часов с маятником. На улице допел свою песню Дитер Болен, и послышались позывные «Маяка»:
- Пи. Пи. Пи. Пииии. Говорит Ленинград. В Ленинграде 9 часов утра. Передаем утренний выпуск Известий…
Андрей не в силах был оторваться от собственного отражения. Из зеркала на него смотрел несомненно он сам, но в помолодевшем лет на тридцать виде. Худой, взлохмаченный мальчишка лет 10-12 не больше. Именно таким он видел себя на фотографиях того времени, когда открывал свой старый фотоальбом.
- Что. Черт. Побери. Происходит. Что. Это. За. Херня. – он монотонно повторял эту фразу вслух, и не отводя взгляд от отражавшегося в зеркале пацана.
- Так. Стоп. Это не похоже на сумасшествие. И это точно не сон и не галлюцинации. Что тогда? Не знаю. Что делать? Не имею понятия…
- Андрей! Сколько можно тебя ждать?
Он повернул голову в сторону двери. «Ну, вот сейчас все и выясним. Наверное…» Быстро натянул на себя тренировочные штаны и майку, валявшиеся на стуле у кровати, и решительно пошел на голос. Он уже не удивлялся что это была не его квартира, а квартира его детства, его родителей. Он узнавал все мельчайшие подробности, казалось, уже давно забытые – от выщерблинки на обоях (от его перочинного ножика) до запахов и скрипа паркета под ногами. Вот дверь, коридор, а вот и кухня. У плиты стояла бабушка в стареньком засаленном переднике. Что-то шипело на сковороде.
- Бабушка… - прошептал Андрей, и не в силах больше ни о чем думать, подскочил и обнял ее, изо всех сил вцепившись в ее передник. Вид любимого человека, которого он не видел много лет, выбил все логичное и разумное из головы. Андрея просто переполняли эмоции, но он ничего не мог с собой поделать.
- Ну ты что это придумал?! – бабушка потрепала его по голове. – Марш в ванную умываться, и к столу бегом! Тебе же в школу еще!
Андрей помчался в ванную. Та самая старенькая стиральная машина в углу, то самое зеркало на стене. И та самая, синяя зубная щетка. И конечно же, зубной порошок, в белой пластмассовой коробочке, вместо пасты. Наскоро закончив с утренней гигиеной, Андрей помчался на кухню, не в силах подавить свой щенячий восторг и начать мыслить рационально. Влетев на кухню, он снова хотел обнять бабушку, но застыл на пороге, онемев. За столом сидела мама, и пила чай из своей старенькой, давно и не опасно треснувшей чашки с нарисованным корабликом.
- Мама! – Андрей не мог подобрать слов – Ты… ты…
Он хотел сказать «такая молодая», но не осмелился. Маме и правда, на вид было не больше тридцати.
- Ну что «я»? Ты себя нормально чувствуешь?
- У него с утра прилив любви какой-то случился! – прокомментировала бабушка от плиты.
- Сына, у тебя все хорошо? – мама лукаво и насмешливо смотрела на него.
- Да! Как-будто. Хотя, не совсем. Но я не знаю, как объяснить…
- Ладно. Что с математикой у тебя? Ты помнишь, что сегодня контрольная? Готов?
Андрей сел на угол табуретки напротив мамы, и подперев кулаком голову молча смотрел на нее. Мысли путались. Математика. Мама. Бомбочки. Ему было уютно и хорошо, но он понимал, что происходящее мягко говоря необычно.
- Мама, ты очень хорошо выглядишь! Правда!
Бабушка ухмыльнулась, с любопытством повернувшись ко внуку. С ним явно что-то творилось. Она перевела взгляд на невестку. Та еле заметно улыбалась
- Спасибо, сын! – а раньше что? Плохо выглядела? – мама пыталась перевести все в шутку, но было видно, что ей приятны слова Андрея.
- Мама… а ты… давно у онколога была?
В кухне воцарилась тишина. Обе женщины смотрели на Андрея с неподдельным удивлением, и даже опаской. Мальчик так же неподвижно сидел, подперев голову ладонью и в не отрываясь смотрел на маму. Первой вышла из ступора бабушка:
- Ты что такое говоришь-то?! Ты хоть знаешь кто такой онколог?! – в ее голосе чувствовались нотки недовольства. – Ишь! Разумничался с утра!
- Андрюша, ты почему спрашиваешь? Ты это к чему? – пришла в себя мама. Андрей молчал еще некоторое время.
- Да я… просто. Просто спросил. Что, и спросить нельзя? – как–то по-детски попытался оправдаться Андрей, но тут же взял себя в руки, встал, и серьезно посмотрел маме в глаза:
- А ты сходи. Хорошо? Просто сходи. Это же не трудно, правда? – развернулся, и пошел к себе в комнату, крикнув уже из коридора:
- Что мне там, в школу надо, говорите? Хорошо, я пошел в школу! – он высунул физиономию из-за угла в кухню:
- Во сколько первый урок у меня, кто знает?
- В 10:15… - растерянно протянула мама. – Ты что забыл?
- Вспомнил, вспомнил! - пробурчал Андрей, и ушел одеваться к себе.
В кухне повисла пауза. Бабушка сосредоточенно смотрела в сковороду, а мама на узор скатерти. Наконец, она молча встала, и тщательно вымыв свою кружку в раковине, поставила ее на сушилку.
– Все, я побежала! Уже опаздываю на работу! Всем до вечера! Отец обещал сегодня пораньше прийти!
- Да-да… хорошо. – бабушка растерянно посмотрела ей вслед. – Хлеба купи!
В 10:00 Андрей вышел из дома во двор. На нем была школьная темно-синяя форма, единственная белая рубашка, которую он обнаружил в шкафу и пионерский галстук, который он с непривычки завязал правильно только с третьей попытки.
- Соловьев, а что за праздник? – насмешливый голос остановил его и заставил обернуться. Сзади догонял Серега Захаров – школьный приятель Андрея, которого он не видел много лет. Их пути разошлись в восьмом классе, когда семья Сергея переехала в другой конец города.
- Здорово, Серый! Какой праздник? – Андрей был рад его видеть, с любопытством вглядываясь в непривычно юное лицо друга.
- Ну вон – рубашечку белую нацепил! – Сергей подбородком показал на странный наряд товарища. Сам-то он был в темном стареньком джемпере под форменным пиджаком. Только тут Андрей понял, что слегка ошибся с выбором одежды. Он инстинктивно искал в шкафу почему-то именно белую рубашку. Наверное, потому что именно такой образ остался у него в голове о советских школьниках, и он считал, что нужно именно так, и никак иначе.
- Просто остальное мама постирала. – на ходу сочинил он самое тупое оправдание и попытался перевести разговор. – К математике готов? Там что? Контрольная?
- А то ты не знаешь! Вроде, готов, но не уверен. Может получиться списать? У Верки, а? Как думаешь?
- Посмотрим… Давай, шевели батонами, опоздаем!
- Чего? Чем шевели? – Сережа смотрел на друга недоверчиво
- Чем хочешь шевели! Пошли быстрее!
Дальше друзья шли молча, иногда пиная друг другу попадавшиеся на дороге камушки, и размахивая портфелями. Андрей пытался унять вихрь чувств, эмоций и догадок, но у него слабо получалось. Ситуация не поддавалась анализу, и он прекратил попытки. В голове почему-то засела мысль: «откуда позвонить на работу, предупредить, что он задерживается?»
Гвалт, крики, и шум ворвался в уши Андрея, как только он перешагнул порог школы. Все куда-то бежали, что-то орали, и вообще, вели себя мало адекватно на первый взгляд. Андрей с Сергеем прошли в гардероб, повесили на вешалки пальто, и переобулись в сменку.
- Что у нас первым уроком?
- Литература… - недовольно проворчал Сережа. – сейчас начнется опять эта муть…
Муть и правда началась с первых минут. Прямо с первых слов учительницы:
- Открыли учебники на странице 70. Рассказ Твардовского «Ленин и печник». Сегодня устное чтение. После – обсуждаем прочитанное вслух. – Елена Александровна заученной скороговоркой проговорила вступительное слово, и выбрала жертву. – Киселева! Начинай читать!
Оля Киселева – первая умница и отличница класса, старательно разложила на столе канцелярские принадлежности, и проговаривая с выражением каждое слово, стала читать:

В Горках знал его любой,
Старики на сходку звали,
Дети - попросту, гурьбой,
Чуть завидят, обступали.

Андрей не выдержал и громко хмыкнул.
- Соловьев! Тебе что-то показалось смешным?!
- Нет, Елена Александровна, извините.
- Оля, спасибо. Соловьев, продолжай!
Андрей нашел нужные строки, начал читать:

Был он болен. Выходил
На прогулку ежедневно.
С кем ни встретится, любил
Поздороваться душевно.

Андрей не утерпел и снова ехидно ухмыльнулся.
- Соловьев! Мне не понятна твоя реакция на прочитанные строки о Владимире Ильиче! Изволь объясниться!
- Да… я… - Андрей мялся, не зная какую позицию занять, но ему так надоела неопределенность, что он решил развлекаться по полной программе: - Я считаю, что чушь тут написана, Елена Александровна! - выпалил он.

продолжение ниже

 

[огурец]

продолжение

В классе повисла тишина, все уставились на Андрея.
- Что? Что ты сказал, повтори!
- Я сказал, что тут написаны глупости. Ну, посудите сами! Ленин в Горках. Там правительственная дача! Какой, к черту, печник?! Там каждый печник, поди, в звании майора был, не меньше. А вот это: «с кем ни встретиться…» Да с кем он там встретиться мог?! С Крупской ночью? С Дзержинским в кустах? Или с Калининым, если только сам его туда вызовет! Да его там охраняли целые отряды НКВД! Первое лицо государства! Вождь революции! Сами подумайте: дали бы ему там по улочкам бродить, и здороваться с кем попало? Я и говорю: чушь!
В классе висела такая тишина, что слышно было бьющуюся об стекло, жужжащую муху. Елена Александровна стояла, вцепившись пальцами в край стола, и жадно глотала воздух. Она попыталась совладать с собой:
- Ну и о чем же тогда писал Твардовский, по-твоему? – голос ее дрожал.
- Я думаю, что тут написано о трагедии русской деревни в двадцатые годы. Твардовский попытался все это скрыть между строк, и я удивлен, как цензура все это пропустила. Всем ведь ясно, что сожрал Ленин деревню, убил он село своей политикой! Индустриализация, коллективизация… Только слова красивые. А по сути – грабеж, голод, смерть. При чем массовая смерть! И Твардовский не мог про это не знать, когда писал эти стихи… – Андрей посмотрел в учебник. – в 1938 году! Он что, тупой был? Нет, конечно! Просто понимал, что если напрямую писать, текст хрен кто пропустит! А он – в лагеря поедет! На Соловки, или в Магадан. Или БАМ строить! Его как раз в тридцать восьмом начали! Знаете, Елена Александровна, что такое БАМ?!
Андрея несло. Это была тема его дипломной работы, которую он защитил с отличием, и он готов был беседовать про это часами.
- Я… Соловьев, я, конечно знаю, что такое БАМ. Что ты такое говоришь?! Как ты можешь такие вещи говорить вслух, при своих товарищах?! – голос учительницы дрожал, и было не понятно – сейчас она заплачет или наоборот, наорет на него. Она какое-то время сверлила его взглядом, а потом выскочила из класса, хлопнув дверью. В классе было тихо, все с удивлением смотрели на Андрея, пока Женька Садиков не очнулся:
- Ну, ты, Соловей, и выдал! Тебя какая муха-то укусила? Ты что мелешь-то?! Рехнулся?!
- Дурак просто какой-то! – прокомментировала Катя Смирнова, самая красивая девочка в классе, и демонстративно отвернулась.
Все загалдели, и наперебой стали давать оценки поступку Андрея. По отдельным возгласам, Андрей понял, что никто ни хрена не понял из его высказываний. Все просто обсуждают что он сказал «что-то не так», и почему «Елена убежала куда-то».
- Да замолчите вы! – крикнул громко Андрей и вышел к доске. – Вот чего вы орете?! Сейчас вернется ваша Елена, ничего с ней не случится. Продышится в туалете, тушь с глаз вытрет, и придет.
- Соловьев, что с тобой? – все смотрели на него с неподдельным изумлением. Поведение Андрея было весьма нетипично.
- Со мной-то? Ничего. Просто… - Андрей не знал, что сказать одноклассникам, и решил идти до конца. – Просто я знаю больше вас. Намного больше.
- Давно ли? – ехидный голосок с задних парт
- И что ты такое знаешь, чего мы не знаем?
Андрей с тоской оглянулся, в поисках какого-то способа показать им свое превосходство. Он взял мел, и стал писать на доске несложное квадратное уравнение. За пару минут решив его через дискриминант, он с торжествующим видом уставился на класс
- Ну?! Видели?
- А это, вообще, что ты написал такое? – на второй парте сидел Илья Суворов – победитель межшкольной олимпиады по математике. – Я что-то подобное в папиных книгах видел. Но еще пока сам не разобрался.
- А я что говорил?! – Андрей снова схватил мел и с остервенением начал писать новую задачу. – Если уж Суворов не в курсе, то куда мне-то?! Желая произвести впечатление на ребят, он начал выписывать интегральное уравнение, планируя произвести замену переменной и интегрирование по частям. К десятой строке, он чуть не запутался в знаках, немного поплутал с выносом за скобки, но, прикусив губу, и отчаянно вспоминая курс алгебры третьего курса, твердо пробирался к решению. Класс в полной тишине смотрел на своего товарища, покрывающего доску непонятными значками, буквами и цифрами.
Елена Александровна тем временем, решительным шагом направлялась в учительскую. Она гневно распахнула дверь, и хлопнув ей со всей силы, упала в кресло, обхватив голову руками.
- Лена, что стряслось? – учительница младших классов Мария Евгеньевна участливо посмотрела в ее сторону.
- Маша, это невыносимо просто! Соловьев! Пятый «Б». Ушла, чтобы не наорать на него. Дух перевести. Ты бы слышала, что он про Ленина сейчас говорил! Не знаю, где и нахватался!
- А что такое?
- Да представляешь, коллективизация, говорит - это трагедия русской деревни! Ленин, мол, политический тиран! – Елена Александровна в сердцах ударила ладонью по столу! – Твардовский скрывал от цензуры истину – говорит! Понимаешь ты это?! Пятый класс, Маша! Двенадцать лет ему! Что дальше-то они будут говорить?! Я о таком впервые на старших курсах института задумалась, да и то, тихонько, сама про себя задумалась! И в голову не приходило обсуждать это с кем-то! Так я уж взрослая была в то время! Замужем уж!
Учительница истории Ирина Сергеевна, сидевшая в уголке, оторвалась от проверки тетрадей, и с любопытством следила за монологом коллеги. Елена Александровна продолжала:
- И ты понимаешь, так грамотно излагает ведь, паразит, как будто понимает что-то! А откуда он, спрашивается, это «что-то» может понимать?! Козявка двенадцатилетняя!! Его солдатики да машинки должны интересовать, а он мне про ужасы тридцать восьмого года вещает!
Ирина Сергеевна молча встала, и накинув на плечи пиджак, вышла из учительской. Она подошла к кабинету литературы, и тихонько приоткрыла дверь, замерев у щели. В классе было тихо, и только бойкий голос Андрея Соловьева с энтузиазмом рассказывал:
- Ну, жвачки. Ну что жвачки?! Ну, какая это ценность? Это сегодня их нет. А представьте себе, что у каждого первоклашки жвачка в кармане лежит – хоть мятная, хоть апельсиновая. Любая. И нет никакой ценности в этих жвачках! Вы лучше думайте про будущее свое! Про выбор профессии! Вот что важно! На этом сосредоточьтесь, а то так и будете как Игореша Кесаев из «В» класса – сигаретками фарцовать! Это я точно знаю!
- А про нас знаешь что-то? – настороженный голос из класса. – Кем мы станем?
Ирина Сергеевна открыла дверь чуть шире, и заглянула в класс.
- Ну, не про всех. – продолжал Андрей. – Сережка программистом станет, например.
- Кем?!
- Это… ну… как сказать-то вам? Узнаете в общем. Нормальная работа! А Катька Смирнова будет манекенщицей. В одних трусах будет перед мужиками ходить, и по телевизору ее показывать будут!
Дружный хохот в классе и красное лицо красавицы Кати дали понять Андрею, что это слишком. Он оглянулся, и замелил Ирину Сергеевну в дверях
- Соловьев! – она зашла в класс. – А что за народное вече? Ну-ка за мной иди! Остальным сидеть тихо как мыши! Сейчас Елена Александровна вернется, и продолжит урок.
Андрей вышел в коридор вслед за учительницей, тщетно пытаясь вспомнить ее отчество. «Ирина... Ирина… да как же ее?!» Они прошли до конца рекреации, и зашли в кабинет истории. Учительница пропустила его в пустой класс, и закрыла за собой дверь на ключ.
Она жестом указала ему садиться, и сама села перед ним.
- Ну. И сколько тебе лет сейчас? – ее взгляд буравил лоб Андрея.
- Эээ… мне… двенадцать?
- Нет, не двенадцать. Я не это имею ввиду. На самом деле тебе сколько? 30? 40? 50?
Андрей недоверчиво смотрел на нее, не зная, что сказать. Наконец, она не выдержала:
- Андрей. Я знаю, что ты взрослый мужчина. Я знаю, ну… почти знаю, что с тобой стряслось. Нет смысла скрывать. Рассказывай, не трать попусту время. Что у тебя было? Травма? Авария? Клиническая смерть? Что с тобой сейчас в реальности?
Андрей недоверчиво смотрел на нее. Он размышлял, как поступить, но понял, что отпираться нет смысла.
- Я… я не знаю. Я просто лег спать, и проснулся вот... вот так как есть. Меня все считают подростком. Дома все как в детстве.
Он замолчал, не зная, что дальше говорить.
- Просто уснул? Хм... необычный случай. Но, бывает и такое, не переживай. Так сколько тебе?
- Тридцать шесть.
- Понятно. Повезло. Когда семидесятилетние возвращаются, им гораздо сложнее осознать.
- Что осознать? Что со мной? Где я?
- Ты? Ты в 1985 году. В школе №17. Это класс истории.
- Ирина… - Андрей еще раз попытался вспомнить ее отчество, но это было сейчас не важно. - Ира, не ерничай. Если ты что-то знаешь, и что-то понимаешь, то говори!
- О! На «ты» перешли. Быстро.
- Так ты младше меня! Сколько тебе? Лет 28? 30?
- Ладно, не важно. Короче, слушай. Я не знаю, что это такое, и как объясняется, но твой случай не редкий. Только в этом году двое у меня было. И в соседней школе еще один. Тоже ко мне привели. Все на меня как-то выходят в результате. Другие вам не верят. Только я. Семиклассницу, которой на самом деле 52, в клинику неврозов положили. А я вот, пишу книжку про вас таких. – она достала из сумки толстую кожаную тетрадь, и полистала ее. – Тридцать шесть тебе, говоришь? Так... что там у вас... Виндовсы, айфоны, социальные сети... Понятно. Самое мое не любимое время. Скучно у вас там. Безнравственно. Ну, ничего, скоро веселее будет!
- А что будет?
- А вот этого тебе знать не нужно. Не знаю почему, но я не распространяюсь об этом с вами. Я же все-таки учитель истории. А в историю вмешиваться нельзя.
- Почему я тут? Что случилось?
- Не знаю. Но это обычно длится 2-3 дня. У кого-то несколько часов всего. Потом вы превращаетесь в обычных детей, и ничего не вспоминаете. Зря ты в классе это выступление начал. На тебя еще пару месяцев как на придурка смотреть все станут. И про Катю зря ты. Это у вас она звезда будет, а сейчас – застыдил девчонку. Впрочем… - она помолчала. – почти все так делают. Истерика такая. Форма протеста. У меня есть теория, что вы тут что-то исправляете. Какие-то ошибки. Но уверенности у меня нет. Ладно. Давай-ка о серьезном поговорим. Какой у вас сейчас курс доллара и евро, подскажи!
Ирина Сергеевна взяла карандаш и стала писать цифры под диктовку Андрея, иногда что-то переспрашивая и уточняя.
Вечером, Андрей лежал в темноте под одеялом, и слышал, как на кухне разговаривают родители. Они долго обсуждали что-то неважное, пока наконец, не погас свет, и Андрей услышал их шаги в коридоре, в сторону спальни. Через пол часа в квартире было совершенно тихо.
В полной тишине, Андрей размышлял над событиями сегодняшнего дня, над причинами и следствиями случившегося. Он встал, и вышел из комнаты. Пройдя через темную кухню, старясь не скрипеть половицами, прошел в прихожую. На ощупь он нашел сумку мамы, на вешалке, между плащей. Расстегнул молнию, и покопавшись внутри вытащил ее записную книжку, где она отмечала предстоящие дела. Он подставил ее под лунный свет, падающий из окна кухни и полистав, нашел последнюю запись. Твердой маминой рукой, было написано: «15.04: 1. Купить капусту на пироги. 2. Узнать про летний лагерь Андрею. 3. Записаться к онкологу.»
Андрей положил книжку обратно в сумку, в полной темноте прокрался к себе в комнату, и забравшись под одеяло, повернулся лицом к стене. Перед глазами были шелковые китайские обои. Андрей улыбнулся и мгновенно уснул. Завтра был трудный день.

 

[Marconi]

Три-четыре абзаца. Это максимум для лайка в инете. Про небо Аустерлица тут не пройдет.

 

[огурец]

Marconi, это вам во "ВКонтакте" нужно. Там обычно большинство, не способных читать более нескольких абзацев. Клиповое мышление, потерянное поколение и т.д))

 

[Marconi]

oгурец

Бросьте дуться. В конце-концов, я тот единственный, который оставил вам свое мнение после прочтения.

Добавлено через 1 час 10 минут
Судьба и голуби в пруду.

Я призвался на службу в ВМФ из своего родного города Клайпеда. Сначала меня отправили в школу связистов, которую я закончил на «отлично», а потом уж перевели в Н-скую часть в пригород Ленинграда, где и прошли мои остальные годы службы родине. 3 года. ВМФ СССР. А море видел только на картинке. Бывает и такое.
Работали мы под наукой. Наука искала новые подходы в развитии военно-морских дел и тут же отправляла директивы на действующий флот. А как отправлять секретные директивы? А очень просто: при помощи коротких волн и аппаратуры засекречивания. При институте был свой радиоцентр, который и принимал-передавал всю информацию от научных работников на ВМФ и обратно. Разумеется все абсолютно и строго. Никакой утечки информации врагу.
Утром в радиоцентр приходил офицер-секретчик в сопровождении автоматчиков, к его руке был пристегнут железный чемоданчик, в котором и лежали пергаментные бумажки с кодами согласований аппаратуры. Принял бумажку – роспись, вечером сдал бумажку – роспись. Подумал о чем-то не относящемся к доблестной службе – расстрел на месте.
Помещение радиоцентра – это небольшой зальчик уставленный аппаратурой, которая грелась и производила неимоверное количество тепла. Зимой это было на руку, а вот летом там был сущий ад. Мы с приятелем Борькой от той жары очень страдали. И на лето делали абсолютно немыслимую вещь: тихонечко проковыривали маленькую дырочку в специальной сетке на окнах, чтобы хоть как-то иметь возможность получать воздух не упакованный в тугие рулоны, а тот, которым можно дышать. В один из таких жарких летних дней, эта самая маленькая дырочка чуть было не увезла меня надолго туда, где даже летом холодно в пальто.
С утра пришел дежурный офицер и выдал под роспись коды. Как только он вышел, мы сразу же открыли окно с дырочкой, а Борька тихонько свалил за дверь за водой для чайника. В тот самый момент, когда дверь открылась, появился никогда до того не бывавший сквозняк, который громко хлопнул дверью.
Хлопнул и хлопнул, решил я, посмотрел на стол и тут во мне все мгновенно замерзло до состояния льда в арктической шапке. Драгоценной бумажки с секретными кодами для ЗАСа не было на столе!!! Как корова языком смахнула. Было кинулся искать под столом или еще где и тут до меня дошло: окно!!! Дырочка!!! Бумажка была легче гусиного пера, малейшее дуновение и ее утянуло сквозняком в ту самую дырочку, которая питала нас с Борькой утренней прохладой с воли. Я кинулся к окну и увидел сквозь сетку, что абсолютно секретный документ, совершенно спокойно парит в воздухе, падает на кустики газонов, переворачивается клубочком, смешивается с перьями голубей и непринужденно разбалтывает тополиному пуху ту самую информацию, добудь которую любой солдат НАТО, то он сразу бы стал четырехзвездным генералом, минуя все промежуточные чины.
Это я сейчас вольно рассуждаю. А тогда в моде была высшая мера социальной зашиты. И от этой защиты веяло могильным холодом. Не отходя от окна и следя за бумажкой как за запальным фитилем бомбы революционеров начала века, я ждал спиной возвращения Борьки, поскольку только он мог спасти нас обоих. Борис явился через минуту, хотя мне казалось, что я таращился в окно сутки.
Сквозняк, коды, беги на улицу, лови, я смотрю сверху, тебя корректирую, давай… Борис мгновенно все понял и ломанулся вверх. Здание было в виде буквы П, ясное дело, что Борьке надо было в спринтерском режиме пролететь все этажи наверх, вниз, за угол, кабаньей тропой обойти охрану, выскочить на улицу и схватить вожделенную бумажку. А потом проделать обратный путь.
Когда Борис подбежал под наши окна, бумажку уже небрежно затянуло за угол утренним бризом и я не мог ее видеть. Но видел, как услышав мои сдавленные крики, Боря ломанулся за здание, после чего раздался мощный всплеск и из-за угла в воздух поднялись возмущенные чайки с какими-то утками. За институтом был ведомственный пруд, где селилась всякая водоплавающая птичья сволочь. Вот в этот пруд Бориска и ввалился сходу, схватил государственную тайну с какой-то кувшинки, и выплыл обратно, весь в гусях и пиявках. Выдохнул и проделал обратный марафон никем не замеченный.
Спаситель двух душ, стоял в центре помещения, интенсивно обтекал и пах как старые валенки старика Ромуальдича. Он протянул мне ладонь. Пергаментная ленточка. Мокрая, с зеленоватым оттенком от тины, со следами мышиной верности и голубиных каловых масс. Но! Это была она. Как мы ее сушили, гладили на ровных поверхностях, едва не опоздали на сеанс связи с флотом, отдавали удивленному офицеру и врали ему в глаза о том, что случайно опрокинули на секретный документ стакан со спитым чаем, что в итоге дает именно такой цвет и запах – это я не буду рассказывать. Это совсем другая история.

 

[seregali]

Перед глазами были шелковые китайские обои. Андрей улыбнулся и мгновенно уснул. Завтра был трудный день.

Не дождался продолжения этого повествования.
"Первыми забили тревогу две подруги-пенсионерки, соседки Андрея. Обе бывшие учительницы. Одна, в своё время, преподавала русский язык и литературу, другая историю. Частенько они вели доверительные беседы с Андреем во дворе дома, на лавочке.
Когда полиция вскрыла обшарпанную дверь однушки Андрея, следователь увидел давно остывшее тело Андрея. Над диваном висел видавшие виды залоснившийся ковер с оленем, глаз которого был прожжен сигаретой. Другая стена комнатки была исписана какими-то математическими формулами. На кухонном столе валялись шприцы и горка таблеток. На газовой плите стояла эмалированная миска, в которой Андрей пытался варить некое подобие "крокодила"."

 

[DedPihto]

Написалось вот... Понимаю, что длинновато, привыкли мы к коротким текстам в формате "смс". Но, задумывалось как еще более длинный рассказ. У кого есть 20 минут - прочитайте. Спасибо.

продолжение ниже

Мне понравилось. Чувствуется влияние маститых земляков Вадима Шефнера и Владимира Кунина

 

[огурец]

DedPihto, спасибо. К стыду своему, не читал Шефнера, хотя и слышал много хорошего о его творчестве, и регулярно бываю на улице, названной его именем. Обязуюсь исправить пробел! Пока увлечен чтением земляка Даниила Гранина. "Блокадная книга" - прямо ад в чистом виде. Не могу читать больше 10 страниц сразу.
А Кунин - забавный)) Наивная, светлая, простоватая литература, за некоторыми исключениями, вроде "Сволочи". У Кунина стырена одна фраза (словосочетание) в этом рассказе. Неужели, вы его обнаружили?!)))

Добавлено через 23 минуты

Андрей пытался варить некое подобие "крокодила"

Н-да...
ваш образ окончательно сформировался у меня в голове.

 

[seregali]

DedPihto,
Н-да...
ваш образ окончательно сформировался у меня в голове.

Тоже мне, цаца! Ну, не нравится "крокодил", можно на грибы заменить. Как-то надо наш рассказ заканчивать. Издатель ждет. Читатель ждет!

 

[DedPihto]

Нет, конкретных совпадений я не углядел. Просто при прочтении вашего рассказа возникли некоторые ассоциации.
Творчество Владимира Кунина я бы не называл наивной, светлой и простоватой литературой (ИМХО). Скорее эти определения подходят к творениям Вадима Шефнера, но только на первый взгляд

«Собака сторожила гладиолусы,
Маячило ей счастье впереди,
И ветер на собаке гладил волосы
И ей шептал: "С надеждой вдаль гляди!"

Но грянул гром, помялись гладиолусы,
Их качественность снижена была.
Собака взвыла ненормальным голосом -
И умерла!» (с) В. Шефнер.

Но если серьезно, рекомендую начать ознакомление с его творчеством со «Сказок для умных».
Николай Савицкий их читает великолепно